Я видел сон… не все в нем было сном.
Погасло солнце светлое — и звезды
Скиталися без цели, без лучей
В пространстве вечном; льдистая земля
Носилась слепо в воздухе безлунном.
Час утра наставал и проходил,
Но дня не приводил он за собою…
И люди — в ужасе беды великой
Забыли страсти прежние… Сердца
В одну себялюбивую молитву
О свете робко сжались — и застыли.
Перед огнями жил народ; престолы,
Дворцы царей венчанных, шалаши,
Жилища всех имеющих жилища —
В костры слагались… города горели…
И люди собиралися толпами
Вокруг домов пылающих — затем,
Чтобы хоть раз взглянуть в лицо друг другу.
Счастливы были жители тех стран,
Где факелы вулканов пламенели…
Весь мир одной надеждой робкой жил…
Зажгли леса; не с каждым часом гас
И падал обгорелый лес; деревья
Внезапно с грозным треском обрушались…
И лица — при неровном трепетанье
Последних, замирающих огней
Казались неземными… Кто лежал,
Закрыв глаза, да плакал; кто сидел,
Руками подпираясь, улыбался;
Другие хлопотливо суетились
Вокруг костров — и в ужасе безумном
Глядели смутно на глухое небо,
Земли погибшей саван… а потом
С проклятьями бросались в прах и выли,
Зубами скрежетали. Птицы с криком
Носились низко над землей, махали
Ненужными крылами… Даже звери
Сбегались робкими стадами… Змеи
Ползли, вились среди толпы, — шипели
Безвредные… их убивали люди
На пищу… Снова вспыхнула война.
Погасшая на время… Кровью куплен
Кусок был каждый; всякий в стороне
Сидел угрюмо, насыщаясь в мраке.
Любви не стало; вся земля полна
Была одной лишь мыслью: смерти — смерти,
Бесславной, неизбежной… страшный голод
Терзал людей… и быстро гибли люди…
Но не было могилы ни костям,
Ни телу… пожирал скелет скелета…
И даже псы хозяев раздирали.
Один лишь пес остался трупу верен,
Зверей, людей голодных отгонял —
Пока другие трупы привлекали
Их зубы жадные, но пищи сам
Не принимал; с унылым долгим стоном
И быстрым, грустным криком все лизал
Он руку, безответную на ласку —
И умер наконец… Так постепенно
Всех голод истребил; лишь двое граждан
Столицы пышной — некогда врагов —
В живых осталось… встретились они
У гаснущих остатков алтаря —
Где много было собрано вещей
Святых ..............
Холодными, костлявыми руками,
Дрожа, вскопали золу… огонек
Под слабым их дыханьем вспыхнул слабо,
Как бы в насмешку им; когда же стало
Светлее, оба подняли глаза,
Взглянули, вскрикнули и тут же вместе
От ужаса взаимного внезапно
Упали мертвыми ..........
.....................
.......... И мир был пуст;
Тот многолюдный мир, могучий мир
Был мертвой массой, без травы, деревьев,
Без жизни, времени, людей, движенья…
То хаос смерти был. Озера, реки
И море — все затихло. Ничего
Не шевелилось в бездне молчаливой.
Безлюдные лежали корабли
И гнили на недвижной, сонной влаге…
Без шуму, по частям валились мачты
И, падая, волны не возмущали…
Моря давно не ведали приливов…
Погибла их владычица — луна;
Завяли ветры в воздухе немом…
Исчезли тучи… Тьме не нужно было
Их помощи… она была повсюду…


20:01 

Доступ к записи ограничен

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

19:48 

Доступ к записи ограничен

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

16:59 

Доступ к записи ограничен

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

15:42

Инсвит

- Ну что, рассказать тебе легенду? - Осведомился Тариэн, прерывая мои размышления. - Про отважного рыцаря...
- Ты же говорил, что рыцари перевелись! - Заметила я.
- Говорил. Так это же старая легенда.
Маг выпустил меня, подождал, пока я устроюсь поудобнее и, отбросив подушку, уселся в изголовье, опершись на спинку кровати и отведя в сторону занавесь балдахина.
- Ладно. Слушай. Этой истории, кажется, лет триста, не меньше. Ради интереса можешь спросить у слуг, уж кто-кто, а они знают все байки наперечет и гораздо лучше, чем я. Чем еще заниматься долгими зимними вечерами, если не вспоминать сказки?...
Тариэн сложил на груди руки, поднял голову, глядя на потолок, словно собираясь с мыслями, и наконец заговорил:
- Много лет назад жил славный и отважный рыцарь... Он был победителем многих турниров и его имя звучало на устах прекрасных дам с неизменным восхищением, а на устах врагов - с плохо скрываемым страхом. Он бывал при дворах, но праздная жизнь не влекла его, так как душа его стремилась не к славе, а к справедливости... И тогда, видя все беды, творящиеся на земле, он дал клятву, что не вернется в свой замок, покуда не проведет десять лет жизни в скитаниях и борьбе со злом. Враги его лишь усмехались, потирая руки, потому что юноша избрал путь в самые дикие и неизведанные земли, где жили страшные чудовища и племена, не знавшие законов иных, кроме жестокости и силы. Близкие его проливали слезы, уже не надеясь увидеть рыцаря живым, но в душе славили богов, зная что род их славен будет, благодаря его отваге. И юноша отправился в поход. В лучших доспехах, с огромным двуручным мечом, который мало кто кроме него способен был не то что поднять, а и вовсе сдвинуть с места. Люди в селениях, через которые он проезжал, думали, что видят не такого же человека, как они сами, но демона, принявшего прекрасный облик, однако деяния его были столь велики и благородны, что вскоре пошла о нем слава, как о посланце богов. Несколько лет он скитался по дорогам и не отказывал никому в помощи. Много юношей последовало его примеру в своей жажде не столько справедливости, сколько славы и подвигов, но о них никто не помнит, лишь его имя осталось в памяти людской, ибо с чистым сердцем он выступал против пороков и коварства. Ингерт звали его. Но однажды остановился он на ночлег в маленьком городишке, а следующим утром, помня свою клятву не задерживаться подолгу там, где царит покой, вскочил на коня, чтобы продолжить путь, и тогда увидел прекрасную деву, что возвращалась от колодца. Волосы ее были подобны лучам солнца - таким золотом отливала каждая прядь... Прекрасна она была обликом и скромна. И не удержался рыцарь - заговорил с ней, попросив напиться воды, а она с улыбкой протянула ему чашу, и когда коснулся Ингерт ее руки, понял, что не будет ему жизни без нее, а она залилась краской и отвела взгляд в смущении. Спрыгнул он с коня и долго стояли они, не в силах разлучиться, пока не прибежал отец прекрасной девушки, начавший беспокоиться, что долго она не возвращается домой. И тогда приклонил рыцарь колено и попросил ее руки, говоря, что близко исполнение его обета, а прекрасная дева опустилась рядом, моля отца дать согласие и обещая верно ждать возвращения жениха. Порадовался за нее отец, ибо лучшего мужа для дочери было не сыскать во всем королевстве и дал им свое благословение. Отправился Ингерт в дальний путь, но сердце его не знало покоя, потому что теперь жаждал он лишь одного - вернуться и заключить прекрасную деву в объятия, чтобы не расставаться с нею навеки... И чем дальше он отъезжал, тем сильнее страдала его душа и однажды на привале понял рыцарь, что не даром такая тоска взяла его и надо возвращаться. Несколько дней он спешил, подгоняя своего коня, но, примчавшись в город и постучавшись в дом, где жила его невеста, застал он там великую скорбь... Коварный чародей похитил прекрасную деву, возжелав ее, и держал в заточении в своей ужасной крепости. Стиснул Ингерт кулаки и гнев полыхнул в его глазах. Выспросил он, как добраться до обиталища злодея и пустился в путь, но уже к закату конь его начал беспокоиться, и увидел рыцарь впереди огромный замок, что невозможно взять штурмом даже с целым войском, ибо охраняли твердыню сонмы чудовищ... Подъехал тогда Ингерт к железным воротам и трижды ударил в них, вызывая чародея на честный поединок, а когда открылись ворота и выехал из них на огромном коне противник его, первый раз в жизни изведал он страх - так ужасен был чародей... Но, поборов сомнения, поднял он свой меч и ринулся на врага, и тут со стены услышал он призыв о помощи и увидел свою невесту, в отчаянии заламывавшую руки, в испуге за возлюбленного. Тогда еще сильнее воспылал в нем справедливый гнев и сшиблись противники, так что звон от их клинков разнесся на целую милю... Только не знал чародей чести и, когда уже исход поединка был предрешен, отнюдь не в его пользу, поразил рыцаря смертельным заклятьем. Рухнул Ингерт на землю, даже после смерти не выпустив меча из рук, а прекрасная дева, увидев, что погиб ее нареченный и слыша издевательский хохот чародея, не пожелала жить без возлюбленного и кинулась со стены, чтобы и смерть разделить с ним...
Тариэн замолчал, но я продолжала слушать, словно ожидая продолжения и, заметив мой интерес, маг ухмыльнулся:
- Понравилось?
Передернув плечами, я взглянула на него уже более осмысленно и поинтересовалась:
- Это сказка, или было на самом деле?
- На самом деле. - Протянул маг. - Только она не бросилась со стены - просто люди всегда пытаются приукрасить любую историю... Была зима, камни покрылись льдом, а ей почему-то пришло в голову высунуться из бойницы. Ты же видела, какие тут стены... Захочешь - не залезешь.
Я задохнулась, понимая, что Тариэн не шутит, но, вопреки моим ожиданиям, маг лишь усмехнулся:
- Да и Ингерт не сильно на благородного рыцаря был похож. Скорее - на разбойника с большой дороги. Я его с первого же удара из седла выбил и никакого колдовства не понадобилось. А уж ругаться был мастер... Но ведь ты хотела легенду, я ее тебе рассказал.
Маг поднялся, расправив по привычке рукава камзола, и пробормотал:
- Все. Живо - спать. Стемнело уже. Не думаешь же ты, что я с тобой до утра просижу? И сделай наконец что-нибудь со своим синяком, а то завтра глаза видно не будет...
И, договорив, скрылся за дверью, оставив меня совершенно онемевшей.


Бывает так: с утра скучаешь
И словно бы чего-то ждёшь.
То Пушкина перелистаешь,
То Пущина перелистнёшь.

Охота боле не прельщает.
Рога и сбруи со стены
Твой доезжачий не снимает,
Поля отъезжие грустны.

И тошно так, сказать по чести,
Что не поможет верный эль.
Чубук ли несколько почистить,
Соседа ль вызвать на дуэль?

Шлафрок ли старый, тесноватый,
Велеть изрезать в лоскуты,
Чтоб были новому заплаты,
Задать ли в город лататы?

Но вместо этого, совея,
Нагуливаешь аппетит
И вместе с дворнею своею
В серсо играешь а'реtit.

А то, прослыть рискуя снобом,
Влезаешь важно в шарабан
С гербами аглицкого клоба
И катишь важно, как чурбан.

День, разумеется, осенен,
И лист последний отлетит,
Когда твой взор, вполне рассеян,
Его в полёт благословит.

Из лесу вечер волчьей пастью
Зевнёт на первые огни,
Но позабудешь все напасти
И крикнешь кучеру: гони! —

Когда вдруг — Боже сохрани! —
Сорвутся мухи белой масти.
Вбегаешь в дом — и окна настежь:
Ах няня, что это, взгляни!

Как будто солью кто посыпал
Амбары, бани, терема...
Очаровательно, снег выпал!
И началась себе зима...


БЕССОННИЦА

Бессонница, бываешь ты рекой,
Болотом, озером и свыше наказаньем,
А иногда бываешь никакой,
Никем, ничем — без роду и названья.

Насмешливо за шиворот берешь,
Осудишь, в полночь одного посадишь,
Насмешливо весь мир перевернешь
И шпоры всадишь.

Бессонница... Ты девочка какая?
А может быть, ты рыба? Скажем, язь?
А может быть, ты девочка нагая,
Которая приходит не спросясь?

Она меня не слушала,
А только кашу кушала
И думала: прибрать бы, а может, постирать,
А может, вроде свадьбы чего-нибудь сыграть?

Чего-то, вроде, около,—
Кружилось в голове,
Оно болотом скокало,
То справа, то левей.

Я говорю: не уходи,
Ночь занимается.
Ночь впереди и позади,
Лежать и маяться.

А ей-то, господи, куда?
Мороз, пороша.
Беда с бессонницей, беда,—
Со мною тоже.

01:37 

Доступ к записи ограничен

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

Я не хочу Вас оскорбить письмом.
Я глуп (зачеркнуто)... Я так неловок
(зачеркнуто)... Я оскудел умом.
Не молод я (зачеркнуто)... Я молод,
но Ваш отъезд к печальному концу
судьбы приравниваю. Сердцу тесно
(зачеркнуто)... Кокетство Вам к лицу
(зачеркнуто)... Вам не к лицу кокетство.
Когда я вижу Вас, я всякий раз
смешон, подавлен, неумён, но верьте
тому, что я (зачеркнуто)... что Вас,
о, как я Вас (зачеркнуто навеки)...

1973

…И тишина.
И более ни слова.
И эхо.
Да еще усталость.
…Свои стихи
доканчивая кровью,
они на землю глухо опускались.
Потом глядели медленно
и нежно.
Им было дико, холодно
и странно.
Над ними наклонялись безнадежно
седые доктора и секунданты.
Над ними звезды, вздрагивая,
пели,
над ними останавливались
ветры…

Пустой бульвар.
И пение метели.
Пустой бульвар.
И памятник поэту.
Пустой бульвар.
И пение метели.
И голова
опущена устало.

…В такую ночь
ворочаться в постели
приятней,
чем стоять
на пьедесталах.

РАЗГОВОР НА УЛИЦЕ

Женщина - другой (о муже, который на фронте):
- Он меня в каждом письме спрашивает: что нового в городе? А что я ему напишу? Что у нас дома шатаются и падают?
- А ты ему вот как напиши: мол, дома шатаются, а сами-то мы еще стоим и выстоим.

1941, декабрь


— Гамлет не в себе. Надо разузнать что с ним. Он в меланхолии. В безумии.
— В чем безумие?
— Меланхоличен, мрачен, приступы угрюмости. В общем, безумие. Он сам с собой разговаривает, что было бы признаком безумия, если бы он говорил глупости, но это далеко не так.
— Кажется, я понял. Тот кто разумно разговаривает сам с собой, не более безумен чем тот, кто несет вздор другим. Или столь же безумен. Разумно бредит.

Зловредный зверь – совершенный джентльмен

Он был ловкий и весь такой собранный джентльмен, а одет – в самые лучшие и дорогие одежды; и все у него было подобрано и пригнано, даже части тела; а собой – высокий. И вот пришел джентльмен на базар, и если бы он почему-нибудь предназначился для продажи, то стоил бы наверняка 2000 ф. (продажная цена – две тысячи фунтов). Короче говоря, пришел он на базар, и девушка сейчас же к нему подошла и стала спрашивать, где он живет (а раньше она никогда и нигде его не встречала), но джентльмен промолчал и отошел в сторонку. Девушка заметила, что он ее не слушает, бросила товары и побежала за ним; а товары так и остались непроданные.

В четыре часа дня базар закрывался, и вот все начали понемногу расходиться: люди – в селения, Духи – в чащобы, а Зловредные Звери – неизвестно куда; совершенный джентльмен был Зловредным Зверем и поэтому отправился неизвестно куда, но девушка не отставала от него ни на шаг. Сначала они шли по обычной дороге, джентльмен впереди, а девушка за ним, и он все время советовал девушке остановиться и вернуться домой: он твердил и твердил, чтобы она остановилась, но наконец ему надоело давать ей советы, и он пошел молча; а девушка – за ним.

«Не ходите за незнакомыми джентльменами!»

Когда они прошли около двенадцати миль, обычная дорога обернулась тропинкой, а тропинка незаметно затерялась в лесу, и это был Дикий Бесконечный Лес, в котором живут только Страшные Существа.

Собранный джентльмен разбирается на части

Но как только они вошли в Бесконечный Лес, собранный джентльмен стал разбираться на части и принялся выплачивать арендные деньги. Сначала он отправился к ногозаимодавцам и пришел туда, где нанял левую ногу; он отдал ее владельцу, и заплатил за аренду, и запрыгал к хозяину правой ноги; когда он вернул ее и полностью расплатился, то перевернулся вниз головой и поскакал на руках. Тут девушка не выдержала и бросилась бежать, чтобы вернуться в город и поскорей выйти замуж, но полуразобранный джентльмен мигом ее поймал, и никуда не пустил, и проговорил так: «Я советовал тебе остановиться и вернуться домой, когда был совершенным и собранным джентльменом, а когда я превратился в Полутелое Существо, ты сама решила убежать, но этого не будет: теперь мы в Диком Бесконечном Лесу, который принадлежит только Страшным Существам. Ты ничего еще не видела, но скоро увидишь».

И полутелый джентльмен побежал по лесу – он бежал на руках, и перепрыгивал пни, и отдавал хозяевам арендованные части.

Наконец он роздал заимодавцам все тело, и у него остались только руки да голова, и девушка окончательно ослабла от страха, потому что джентльмен стал совсем бестелым и сразу превратился в Страшное Существо. Девушка снова попыталась убежать, но Страшное Существо никуда ее не пустило.

Оно все мчалось по Бесконечному Лесу, но вот отдало заимодавцам руки и стало прыгать, как огромная лягушка.

Страшное существо превращается в череп

Вот собранный джентльмен разобрался до головы и поскакал по лесу, как огромная лягушка; он доскакал до хозяев волос и кожи, и все им отдал, и превратился в ЧЕРЕП. И девушка осталась наедине с Черепом. Но когда она увидела, что осталась с Черепом, она стала плакать и вспоминать отца, который советовал ей выйти замуж, а она его не слушалась и ни на кого не смотрела.

И девушка ослабла и упала в обморок, но Череп сказал, что она все равно с ним пойдет, а если ей суждено умереть, то и мертвая. Он говорил, а его голос становился все ужасней, и гремел по лесу, и наливался свирепостью, и если стоять за две мили от Черепа, то все равно услышишь, даже и не слушая. Девушка услыхала этот страшный голос и бросилась бежать что есть силы и без оглядки, но Череп сейчас же поскакал ей вслед и безжалостно поймал ее через несколько ярдов – он был очень проворный Череп и умница; а прыгать умел на целую милю. И вот он сразу же ее поймал: перепрыгнул через девушку, и оказался впереди, и стал на ее дороге, как огромный пень.

Они шли и шли по Бесконечному Лесу и наконец пришли к жилью Черепов, но это был не дом, а подземная нора. И в норе обитали одни Черепа. Как только девушка спустилась в нору, Череп-джентльмен взял особую веревку и привязал девушке на шею ракушку каури. Потом он позвал огромную лягушку, и девушке пришлось сидеть на ней, как на стуле; а потом он вызвал меньшого Черепа и дал ему специальный сторожевой свисток, чтобы свистеть, если девушка попытается убежать. (А он уже знал, что она попытается.)

После того как Череп-джентльмен все устроил, он ушел на задний двор к Черепам-сородичам – там они проводили дневные часы.

Девушка все время сидела на лягушке, но однажды она вскочила и попыталась убежать; но как только она вскочила и попыталась убежать, меньшой Череп громко засвистел в свисток, и Черепа сразу выкатились с заднего двора. Они помчались за девушкой и сейчас же ее поймали, но, пока они ее ловили и катались по земле, они гремели, как 1000 бочек из-под бензина.

Вот они ее поймали и посадили на лягушку, и с тех пор, если меньшой Череп засыпал и девушка снова пыталась убежать, ракушка-каури принималась верещать, меньшой Череп просыпался и свистел, а Черепа выкатывались с заднего двора и спрашивали у девушки, чего она хочет, – зловредными, злоумышленными и страшными голосами. Но девушка совсем перестала говорить, потому что, когда каури первый раз заверещала, девушка ужасно испугалась и онемела.

«Куда ушла девушка?»

Когда старейшина спросил мое имя, я открыл ему, что я – Всенасветемогущий, и вот он попросил найти его дочь и сказал, что, если я ее разыщу, он объяснит мне, где обитает винарь. Едва он так сказал, я подпрыгнул от радости и согласился проявить всенасветемогущество.

Старейшина не знал, кто увел его дочь, но ему рассказали историю про базар: передали, что девушка бросила товары и ушла за джентльменом неизвестно куда.

Как Отец Богов Всенасветемогущий я принес моим амулетам в жертву козла, а на следующее утро принялся за поиски.

Я проснулся, выпил немного вина (40 бочонков) и отправился в город: для начала я решил побродить по базару – в этот день он торговал – и разузнать о покупателях, потому что девушку увели с базара. И вот, выпив немного вина – для подкрепления жизненных сил после ночи, – я пришел на базар, огляделся вокруг и сразу все обо всех проведал: ведь от волшебных амулетов ничего не утаишь.

В 9.00 по утреннему времени на базаре появился совершенный джентльмен, но я тут же понял, что никакой он не джентльмен, а Зловредный Зверь и Страшное Существо.

«Девушка не виновата, что пошла за черепом»

Но когда я увидел этого Зловредного Зверя, я понял, что девушка ни в чем не виновата: если б я был девушкой, я бы тоже за ним пошел – такой он был совершенный и собранный джентльмен; даже я ему позавидовал за его красоту, а выйди он в какое-нибудь поле сражения, враги не решились бы его убить; и если его увидишь в городе с бомбардировщика и город приказано разбомбить в развалины, то не станешь бомбить, потому что не захочешь, да и сами бомбы не пожелают взрываться, пока этот джентльмен не уйдет из города, – вот какой он был весь красивый и собранный. И едва я его заметил, как пошел за ним следом, – я целый день за ним ходил и все не мог находиться. Ну вот, а потом я отошел в сторонку и несколько минут попричитал и поплакал, почему я не такой же красивый, как он; но тут я вспомнил, что он просто Череп, и обрадовался, что я не такой, как он, и перестал завидовать; но все равно он мне нравился.

В четыре часа дня базар закрылся, и совершенный джентльмен отправился восвояси, а я – за ним: чтобы выследить и узнать.

заметают снега - не увидишь следа, видно, птица-айгэнн обронила перо.
вот танцует шаман, он - огонь и вода, он - белесые мхи и туман над костром,
он - изгибистый лук и его тетива, он - олениха-мать и детеныш ее,
он - летящая чайка и белый нарвал, он - и жертвенный нож и его острие.
вот танцует шаман!

далеко-далеко, лия эхэ киннай, там, где ночь холодна, там, где льды велики, там у моря чудные живут племена - что младенцы, что взрослые, что старики. если лето короткое греет хребет - это люди как люди: и ходят, и пьют, ловят мелкую рыбу себе на обед, обучают детей остроге да копью. пусть не строят из камня и бревен дома - им и в хижинах спится и любится всласть...
но проходит тепло и приходит зима, распахнувши оскалом клыкастую пасть.
и народ поутру, лия эхэ кинной, молча сходит на берег - и прыгает вниз. и в полете сжимается тело в комок, серебристым тюленем волну осенив. так живет это племя. пусть злится зима - нерпам все нипочем, плавай, нерпа, лоснись! а хранить их очаг остается шаман - до недолгого лета, до быстрой весны. для того-то и нужен, вестимо, шаман - чтобы нерпы людских не забыли ходов, чтобы ветер их хижин из кож не сломал, чтоб горел и не гас огонек между льдов.

вот танцует шаман, пока тянется ночь, пока птица-айгэнн шьет рубаху земле.
в небе вьется и пляшет ее полотно, стынут сосны в замерзшей и твердой смоле.
вот готова рубаха - оденься, земля, белым мехом наружу, свернись и усни,
вот танцует шаман, если хочешь - так глянь, но меня не кори, если станешь иным.
вот танцует шаман!

может, я и совру, мне соврать - как мигнуть, хромоногая молли умеет и так! только лес свои лапы во тьму протянул, крепость жмется, как мышка под взглядом кота. только я лишь кухарка, и суп мой остыл. завтра наши уходят в дозор - как всегда, между скал и снегов ледяные мосты, и погибнет любой, кто ступил не туда.
острозубая смерть между скал и снегов, волки, барсы, медведи, крадущийся страх... я нажарю котлет и нарежу морковь. а потом я пойду танцевать у костра.

вот танцует шаман - золотистая тень, и легки его руки, и шаг невесом,
он - теченья под льдиною, перья в хвосте у летящих над тундрой охотничьих сов,
он - горячая кровь. не мешайте ему. он - лиса у норы и плывущий сазан,
этот танец хранит всех ушедших во тьму, чтоб им было куда возвратиться назад.
вот танцует шаман.


Несколько лет Ярослав Гашек перебивался нерегулярными публикациями, пока в 1909 году его приятель Ладислав Гаек, к тому времени уже бывший редактором журнала «Мир животных», не оставил свой пост при условии, что его место займёт именно Ярослав.Однако спокойный академический характер издания претил весёлому и беспокойному характеру Гашека и он решил порадовать читателей всяческими открытиями из жизни животных. Из под его пера родились загадочный «табу-табуран», живущий в Тихом океане, муха с шестнадцатью крыльями, восемью из которых она обмахивается как веером, и домашние серебристо-серые вурдалаки, и даже древний ящер «идиотозавр». Неудивительно, что Ярослав Гашек ненадолго задержался на посту редактора «Мира животных».

Со способностью соколов заниматься воздушной акробатикой и совершать обманные движения сравнится только клоунада воронов; но те, создается впечатление, летают просто для того, чтобы получать от этого дьявольское наслаждение.

Кто-то из обитателей дома в загадочном порыве собрал плоды и разложил по подоконникам, где они и лежали вот уже несколько лет ; сначала в виде старых яблок, потом в виде распухших яблочных трупов и, наконец, в виде призраков яблок.

Шаман в лунном свете молча разглядывал лицо хакана — узкое, скуластое, как маска безжизненное, резко очерченное линией сивых волос, натуго стянутых в две косы.

— Входи, — сказал пам остановившемуся у калитки князю.

Пам знал, что про него говорят, будто он видит людей насквозь. Это было правдой. Пам видел души человека — две, три, пять, у кого сколько есть. Душа-ворон живет с предками. Душа-филин — с духами. Душа-сокол — с богами. Душа-лебедь — там, выше богов, где движутся судьбы. А последняя душа, живущая с людьми, у всех разная — у кого утка, у кого воробей, у кого ястреб. В хакане Асыке пам не увидел ни одной души. Он был глух и целен, как камень.


Итак, философия не давалась демонам настолько, что в ее области их мог бы загонять даже П. Б. Струве.

Однажды зимой, когда холодные ветры кружатся по тундре и ни один зверь не оставляет за собой следа, голодная лиса сказала своей сестре:
– Мы умрем с голода со своими детьми, если ничего не придумаем.
Одна переоделась русским купцом, другая переводчиком и вечером приехали в стойбище. Там их встретили хорошо, накормили мясом, напоили чаем, и лиса-купец сказала: – Пыр-пор-пур-р! Другая перевела:
– Купец дает вам один мешок сахара за одного оленя.
– О, очень много, очень хорошо! – сказали чукчи и дали «купцу» большого жирного оленя.
Когда все в стойбище заснули, «купец» и «переводчик» захватили оленя и уехали поскорее домой. Утром чукчи хватились гостей – их и след простыл, а когда развязали мешок, то вместо сахара нашли в мешке снег.

isca-lox.livejournal.com/885669.html